Феномен полной социальной изоляции, получивший в Японии еще в 1970-х годах имя «хикикомори», сегодня приобрёл международный статус. В новейшую эпоху он пересматривается социальной, психиатрической и философской точек зрения

В антропологии существует классификация культур согласно их поведению относительно законов, социального этикета, ведению экономических дел. Среди прочих, имеется культура стыда. Её представители чаще невольно задают себе такие вопросы: «Будет ли мне стыдно, если я совершу этот поступок? Что скажут люди?». Гордость и честь для них чаще всего являются основными мерилами правильности. Япония — страна харакири, представляет собой классическую культуру стыда. Баланс межличностных отношений здесь хрупок и держится на сложных общественных правилах. Стыд японца — всегда личное переживание.

«Тайдзин кёфусё» — так в Японии называют выраженный страх оскорбить окружающих и потерять положительное отношение и расположение к себе, «болезнь боязни межличностных отношений». Люди, испытывающие подобное, вынуждены контролировать движение каждого мускула, каждое слово. Им почти невозможно проявить собственную волю. Они даже боятся покраснеть или вспотеть, но так как это не всегда удаётся, довольно скоро их поведение приобретает новую функцию — социальную изоляцию. И это не заточение и не домашний арест, а добровольное выключение себя из внешней жизни. Хихикомори — так в Японии называют людей месяцами, а то и годами, не выходящих из дома или комнаты, ни с кем не общаясь и не вовлекая себя ни в какую активность.

Хикикомори стало своего рода термином в конце 1990-х с руки психиатра Т. Саито, который так описал людей, не выходящих из дома на работу или учёбу (как в университете так и в школе) более шести месяцев, не вовлекая себя ни в какие виды социальной активности¹. Отступать [hiku], уединяться [komoru]. Сочетание таких слов не могло вызвать положительные коннотации в коллективистском японском обществе. Родственники хикикомори стали стыдиться их, тем более, что такое поведение сразу стало ассоциироваться с психически не здоровым. Тем не менее, с появлением слова стал возможен и разговор об этом явлении в кругах заинтересованных людей. Появились, как ярлыки, так и способы самоидентификации.

Со временем выяснилось, что это слово, вошедшее потом и в Оксфордский словарь, по разным данным отображает состояние не менее 1,2% населения Японии (до 800 000 человек) в возрасте от 15 до 65 лет². Это вызвало немалую озабоченность властей, ведь эти люди не работали и состояли на содержании старших, а порой и пожилых родителей. Еще совсем недавно в дальневосточных странах был известен феномен «проблема 8050» — содержание 80-летними родителями 50-летнего хикикомори. Создавался и резонанс за пределами страны — само слово стереотипно превращало хикикомори в культурно обусловленный синдром Японии, не только специфических людей. Хотя смотреть на его природу можно по-разному.

Антрополог Temple University of Japan в Токио доктор Sachiko Horiguchi предложил³: «Есть два способа, которыми можно обсудить социальную природу хикикомори. Первый — увидеть в нём отражение современных проблем растущих мегаполисов. Конкуренция кадров и нестабильность рынка, разобщенность людей, и колоссальные возможности Интернета. Другой способ подразумевает укоренившиеся в японской культуре особенности межличностных отношений в обществе и семье.» Второй тезис включает в себя в первую очередь более чем привычные для традиционных японцев понятие «амаэ» и особая чувствительность к стыду. Амаэ — «зависимость от благожелательности других». Эта позиция, в которую ставят себя два человека, предполагает полное снисхождение одного к слабостям другого. В частности это относится к родителям, готовым прощать инфантильное поведение детей в зрелом возрасте, как-будто бы делая состояние хихикамори социально одобряемым явлением, по крайней мере в рамках одной семьи. Чувство стыда же свойственно японцам, как очень привязанному к понятиям чести и долгу обществу. Помимо самоубийств в Японии существует «дзёхацу» — исчезновение людей (из дома, семьи, социальных сетей, знакомств) ради новой анонимной жизни, лишённой стыда и ответственности за прошлое. Хихикомори может иметь ту же природу избегания перед обществом за свою несостоятельность или несоответствие нормам. Это может напомнить о персонаже «Красавицы и Чудовище», отрезавшим себя от внешнего мира из-за своего уродства и о наших переживаниях за него, понятных каждому человеку. Такая параллель, возвращаясь к первому тезису профессора Horiguchi, выносит понятие хихикомори за рамки лишь японских традиций и заставляет взглянуть на проблему как на следствие глобальных изменений.

Переводчик на английский первой большой книги Т. Саито о хикикомори «Юность без конца» писал в предисловии, что старался не злоупотреблять тем, чтобы оставлять слово в его японском виде, предпочитая social withdrawal (уход из общества), чтобы подчеркнуть международный статус проблемы. И действительно, исследования показали существование целых групп людей, подходящих под определение хикикомори, в Южной Корее, Омане, США, Индии и Испании, везде, разумеется, имеющие свои культуральные особенности. Раз так тут и стоит взглянуть на рост числа изолированных от общества людей в современных контекстах.

Международные экономические организации ввели термин NEET (not in employment, education or training) для определения молодых людей работоспособного возраста, не имеющих работы, не получающих образование и не состоящих на бирже труда. Своей маргинальностью по отношению к общественности и к труду они схожи с хихикомори. Схожи они и своим ударом по экономике — во всём мире насчитывается до 40 миллионов NEET, которых можно назвать финансовой дырой в кармане экономики. Япония же, одна из самых возрастных стран, рискует столкнуться с отсутствием замены уходящим на пенсию сотрудникам, когда к 2030 году трети населению будет не меньше 65 лет. Такое положение дел — обратная сторона медали достижений постиндустриального общества. Экономическое развитие позволяет родителям содержать детей до преклонного возраста, а цифровые технологии упрощают существование в изоляции, постепенно лишая нас адекватных навыков социализации.

Современные психиатры правильно разглядели в хихикомори не болезнь, а некоторое противоборствующее внешним обстоятельствам состояние, в которое может впасть любой при воздействии стресса. Любой, потому мы — социальные существа и можем не принимать занятую нами нишу, что вызывает у нас тревогу и избегающее поведение. Эти биологические предпосылки позволили обнаружить широкое поле психиатрических состояний — РАС, СДВГ, шизоаффективное расстройство, депрессия — наиболее часто обнаруживаемые при обследовании у изолированных людей, что важно учитывать при определении подходов к лечению или даже просто к борьбе с положением, если таковое необходимо. Тем не менее зачастую речь редко идёт о клинических случаях. Основным инструментом коррекции состояния является психотерапия. Она направлена на самого изолированного человека — схема-терапия по работе с изоляцией как «копингом» и групповые занятия для тренировки социальных навыков. Одним из оригинальных дополнений к КПТ стала программа «сестра-в-аренду», где специально обученные девушки проводят время с хихикомори, придавая им решимости выйти на улицу⁴. Встречи могут проводить как службы выезжающие на дом так и он-лайн. Специалисты работают и с семьёй изолированного человека, обучая их правильному отношению к его поведению и дестигматизируя их в глазах общества. В рамках деятельности специально учреждённого «Министерства одиночества»⁵ в наиболее крупных городах Японии созданы центры поддержки семей хихикомори. Однако, телефонные консультации и центры помощи сегодня не пользуются ожидаемым спросом. А число изолированных людей всё растёт. Возможно, это связано с тем, что не всем нужна помощь.

Постковидную эпоху не зря нарекли new normal era (эра новой нормальности). Локдаун внёс свои коррективы, и теперь все дистанционные (в том числе некоторые медицинские) сервисы работают безукоризненно, и ездить в офис уже кажется странным. А за окном всё растут города и их население, продолжаются войны и экономические кризисы. Думаю, сегодня среди хихикомори есть те, кто так выражает усталость от темпов внешнего мира, свой пассивный протест против его устройства, не испытывая при этом никаких страданий и лишений, в конце концов просто получая удовольствие от такого экстремального уединения. Это подтверждают и последние исследования феномена в психиатрии — не у всех длительно социально изолированных индивидуумов развивается патологическое состояние, требующее медицинского вмешательства⁶. Специалистами были разработаны специальные опросники Hikikomori Diagnostic Evaluation (с меткой аббревиатурой HiDE)⁷, позволяющие определить среди тех, кто отвечает критериям патологических хихикомори и не патологических. Чаще всего выявляются выраженные депрессия и игровое расстройство (речь идёт о компьютерных играх), но есть и абсолютно здоровые отшельники.

В условиях стремительной урбанизации и цифровизации человеческих отношений легко стать жертвой истощающей гиперактивности от «перепроизводства, перегрузки и избытка коммуникации». Возможно для многих такая пауза от шума постоянного общения, исключение из гонки и затворничество станет возвращением к балансу, обновлению и в конце концов счастью, которое даже смогут зафиксировать опросники психиатров. Ещё в 1930-х японский психотерапевт Сёма Морита⁸ предлагал терапию с использованием эффектов сенсорной депривации с изолированием человека от контактов с другими людьми, что многие века практиковалось в формировании личности в японской культуре дзен-буддизма. Сегодня по всему миру это конвертировалось в mindfullness и дофаминовое голодание. Возможно и правда, в изменившемся мире, в изменившемся обществе меняются и критерии счастья и способы его достижения.

Валентин Попов

Источники