Злобное эссе о проблеме использования искусства аутсайдеров как инструмента самоутверждения властных институций

Большой пласт искусства аутсайдеров — это работы нейроотличных людей, людей с ментальными заболеваниями, многие из которых нуждаются в постоянной помощи и поддержке. Их произведения нередко становятся результатом занятий арт-терапией, которые они посещают в специализированных учреждениях. Это даёт возможность нейроотличным людям, находящимся в психиатрических учреждениях показать свой взгляд на мир, формулирует инклюзивный характер экспозиционной деятельности, создаёт пространство для диалога массового зрителя и нейроотличных людей. Однако помимо позитивного влияния, выставление работ, созданных в стенах психиатрических учреждений оставляет след в виде спорных и откровенно сомнительных моментов.

Основная проблема в том, что работники учреждений могут публиковать творчество нейроотличных художников без согласия авторов. Это творчество зачастую является подневольным и подцензурным и может использоваться, как инструмент для представления психиатрической институции в выгодном свете.

При разборке этой проблемы необходимо ответить на ряд вопросов:

Откуда взялась идея публикации работ, созданных внутри специализированных учреждений? В этом вопросе стоит рассмотреть конкретные примеры, где искусство, выступавшее в качестве спасения, продвигалось и продавалось создателем работ.

Откуда появилось особое отношение к "ненормальным" художникам? Творцам в принципе часто прописывается образ “безумцев”, и безумие художников создаёт особый шарм и привлекательность для зрителя, но в контексте аутсайдер арта можно усмотреть ещё несколько не очевидных мотивов, таких как приобщение к искусству через сострадание, демонстрируя чужую боль.

Как властные институции самоутверждаются за счёт угнетенных? Спрос на аутсайдер- арт, конечно рождает предложение, но это не единственная и не первопричина, почему психиатрические лечебницы организуют показы работ своих подопечных. Чаще всего специализированные учреждения говорят о том, что эти выставки несут цели просвещения аудитории и приобщения арт среды к культуре инклюзии. Но также подобные выставки транслируют «удобный» взгляд на нейроотличных людей, являясь инструментом власти.

Как преподносить искусство аутсайдеров чтобы не поддерживать властные институции? Возможно ли не проблематичное искусство аутсайдеров, которое работало бы в отрыве от властных институций? И если это возможно, как этого достичь?

Начать стоит с зарождения идеи о творчестве внутри психиатрических учреждений. Искусство в контексте психиатрии далеко не новая концепция в современном обществе. Возьмём того же Ван Гога. Весомая часть его творчества приходится на период нахождения художника в психиатрической лечебнице. Согласно источникам, в лечебнице Ван Гогу поставили эпилепсию и наблюдали 3 депрессивных эпизода. Из писем самого Ван Гога можно узнать, что творчество являлось его отдушиной, а также, что немаловажно, личным выбором. Известно, что работы художника передавались его брату Тео и периодически продавались вторым в последствии. Эту часть биографии Ван Гога можно считать началом, зарождением арт-терапии, которая в будущем будет играть значимую роль в искусстве аутсайдеров. Конечно, сам термин “арт-терапия” появился гораздо позже (к середине XX века), и изначально такой род занятий использовался в работе с туберкулезными больными и свидетелями военных конфликтов. Однако, в контексте Ван Гога мы можем говорить о появлении идеи искусства, создаваемого в лечебнице.

Также стоит отметить, что биография Ван Гога нормализовала для массового зрителя публикацию искусства, созданного в стенах психиатрических учреждений, так как, то, как сам художник преподносил свое искусство в личной переписке с братом, презентует концепцию творчества в стенах лечебницы с лучшей стороны. Ван Гог писал о том, как работы помогают ему преодолевать болезненные состояния и находить новые смыслы, что безусловно делало творчество хорошей поддержкой лечения художника.

Смотря на работы нынешнего аутсайдер арта, зритель в большинстве своем представляет картину соотносимую с письмами Ван Гога (свобода творчества, отдушина, помощь в переживании болезни) и редко задаётся вопросом воли творца и его согласия на публикацию. У отсутствия подобных мыслей в сознании массового зрителя есть ряд причин.

Во-первых, для многих базово существует идея того, что искусство не может быть подневольным. Идея невозможности творить по указке предстает в работах многих творцов (та же тема поэта и толпы в классической поэзии). Как Ван Гог выбирал покинуть ночью лечебницу и писать "Звездную ночь", так и пациент нынешних психиатрических учреждений имеет свободу воли рисовать в любой момент. Однако, это не так, искусство внутри лечебниц постепенно закрепощалось в связи с цензурой и правилами безопасности учреждений. Массовому зрителю не покажут тему смерти, травмы или увечий в работах, созданных в специализированных учреждениях, так как подобное творчество не проходит цензуру и может выставить учреждение в дурном свете. Массовому зрителю также не покажут работы, сделанных пациентами в свободное время, вне специальных занятий или арт-терапии. Так как в свободное время никто не доверит пациентам карандаши и другие материалы, ввиду того что это нарушает протоколы безопасности.

Во-вторых, в вопросах воли и согласии на публикацию, стоит учесть, что люди зачастую отрицают понятие воли, как таковой, у нейроотличных людей. Пациенты специализированных учреждений зачастую предстают в сознании массового зрителя, как люди, лишённые рассудка, неприспособленные к самостоятельной жизни, следовательно не способные принимать собственные решения. Об этом же написано в правовых документах, например, согласно СК РФ, люди признанные недееспособными не могут выходить замуж или жениться, так как не могут дать свое согласие на брак. В таком случае люди, не знающие, что такое согласие, не могут дать согласие на публикацию работ. Отсюда вытекает два спорных момента:

1. Если люди не способны дать согласия на публикацию, этично ли публиковать их работы?
2. Спрашивали ли разрешение на публикацию работ у тех, кто был вполне в состоянии осознанно его дать?

Так как мы до сих пор видим широкое распространение аутсайдер арта при поддержке психиатрических институций (выставки работ пациентов лечебниц) ответы на выше поставленные вопросы могут быть противоречивыми и неоднозначными.

Вернемся к Ван Гогу, искусство которого также порождает идею "сходящего с ума" художника, который воспринимает мир через призму своего "болезненного" состояния. Этой же идеей впоследствии клеймят работы Пикассо, Врубеля и многих других художников. Заинтересованность людей в работах "ненормальных" художников происходит от идеи привлекательности всего необычного. Когнитивно больше внимания фокусируется на чём-то, создающем дискомфорт, тревогу, что ставит под сомнение нашу безопасность (в том числе психическую). Можно посмотреть и с обратной стороны – привычнее метить “ненормальным” и “безумным” всё то, что не удаётся понять. У Ван Гога к безумию можно отнести как его поведение (история с отрезанным ухом, попадание в психиатрическую лечебницу), так и стиль его работ (экспрессивные цвета, закручивающиеся в спираль формы, обилие не совсем приятных для зрителя образов). Хотя мы не можем точно сказать был ли Ван Гог “сумасшедшим” в карикатурном и распространенном в медиа понимании (человеком с психозом, не ведающим, что он творит), но образ “безумца” добавляет привлекательности к его работам.

Также в искусстве «аутсайдеров» особую привлекательность имеет тема "страдания" и "творения несмотря на обстоятельства". Преподнесение аутсайдер арта в медиа можно сопоставить с преподнесением искусства военного времени. В рассказе об обоих направлениях часто присутствует мотив "творения несмотря ни на что". "Пациенты клиники никогда из нее не выйдут, но они знают, что их работы будут представлены на выставке, которую увидят зрители". Такая идея "творчества невзирая на обстоятельства" привлекает зрителя, хотя и извращает его мотивацию к просмотру картин рычагами жалости к таким художникам. Это простейший механизм приобщения к творчеству художников через сострадание к их судьбе, отсюда и благотворительный характер многих выставок аутсайдер арта. Разумеется, там же, где появляется мотив предопределённости судьбы художника и его творчества, возникает и вопрос свободы выбора таких художников.

Здесь мы подходим к основному вопросу этого эссе. Какую выгоду получает психиатрия как институция от представления аутсайдер арта широкой публике?

При показе искусства своих пациентов лечебницы зачастую пишут о желании познакомить массового зрителя с искусством самобытных художников и о желании вовлечь людей в вопросы инклюзивности в арт среде. Однако, беря во внимание то, что зачастую художники, представленные на подобных выставках, не могут покинуть стены учреждения, в организации подобных выставок мы можем уследить попытку говорить за тех, кто не всегда может сделать это самостоятельно, преподнося их с той стороны, с которой выгодно институции. Рассматривая работы с выставок искусства аутсайдеров, организованных специализированными учреждениями, зритель может усмотреть в художниках несчастных блаженных, видящих только добро или, наоборот, безумцев, чей мир распадается на части. Все зависит только от цели конкретной лечебницы, однако стоит заметить, что творцы на подобных выставках редко преподносятся, как такие же члены общества, просто со своим взглядом на жизнь. Властным институциям никогда не было выгодно признать инаковость за норму. На руку такому представлению также играет медикализация общества. Медицина, оставаясь инструментом помощи, всё меньше воспринимается таковым в обществе. Врачи и философы отмечают, как медицина все больше переходит в политику и социальные сферы. Согласно трактату Мишеля Фуко “История безумия” преподнесение человека больным или безумным становится инструментом манипуляции массовым сознанием. Психиатрия активно использует это в контексте выставок работ пациентов лечебниц. Публикации работ и анонсы выставок словно говорят: "Этот человек болен, следовательно, не способен к самостоятельности или опасен для общества, поэтому мы лишаем его воли и держим взаперти, но вы можете убедится в его болезненности через призму его работ». А выступления врачей на выставках определённым образом окрашивает репрезентацию самобытного искусства пациентов, смещая акценты на какие-то социальные критерии и психиатрический опыт с непосредственно эстетических качеств. Не существует произрастающего из ментальных расстройств и нейроотличий особого художественного стиля, как нет его и среди нормотипичных авторов.

Почему в данном контексте мы считаем психиатрию институтом власти? Ответ на этот вопрос достаточно прост: психиатрия имеет достаточное влияние, чтобы изолировать "неудобных" для общества людей. Многие ПНИ открыто признают, что их пациенты никогда не смогут покинуть стены лечебниц. Это говорит о значительном влиянии и о возможности лишить человека воли. Также стоит отметить, что психиатрия может воздействовать и на свободных людей, лишая их некоторых базовых прав: права голоса, возможности вступить в брак, завести детей или водить машину. Немаловажно учесть здесь также то, что диагнозы и результаты исследований могут подтасовывать для собственной выгоды. Лишение воли и прав, изолирование "неугодных", право на классификацию людей как "нормальных" и "ненормальных" говорит об огромной власти, которой наделена психиатрия, как институция. Обратимся опять же к Фуко, согласно, которому нет разницы между тюрьмой и психиатрической лечебницей, что то, что другое институции, созданные для того, чтобы власть могла удерживать неугодных. Об этом автор пишет в “Истории безумия в классическую эпоху”: “Здесь мы приближаемся к предельным формам мифа об изоляции. Изоляция очищается до степени сложной схемы, выявляющей ее внутренние интенции. Со всей откровенностью она оборачивается тем, чем смутно была и прежде, — т. е. нравственным контролем для заключенных и экономической выгодой для всех остальных; и продукт выполняемого здесь труда четко распадается на две части: с одной стороны, это доход, который целиком поступает администрации, а тем самым обществу, с другой — вознаграждение, которое получает сам труженик в форме свидетельства о нравственности. Это своего рода окарикатуренная истина: она указывает не только на то, чем стремилась стать психиатрическая лечебница, но и на дух отношений, устанавливающихся для определенной формы буржуазного сознания между трудом, выгодой и добродетелью. Это точка, где история безумия скатывается в мифологию, где нашли выражение одновременно и разум, и неразумие”, “Отныне в подобных проектах господствует лишь психологическое и социальное начало с переизбытком их значений, целая система нравственных символов, не отводящая безумию своего, особого места; теперь оно — всего лишь беспорядок, какая-то неправильность, смутная провинность: какое-то расстройство у человека, вносящего смуту в государственный порядок и вступающего в противоречие с нравственностью.”.

В таком случае если мы рассматриваем искусство аутсайдеров, преподносимое специализированными учреждениями, мы не поддерживаем художников, но перенимаем и транслируем взгляд власти на угнетенные группы. Мы поддерживаем отрезание людей от внешнего мира и содержание их в неволе "ради их же блага", что является спорной с точки зрения этики идеей и нарушает основные принципы гуманности и человечности. Мы транслируем идею опасной инакости нейроотличных людей. Также смотря на искусство аутсайдеров, преподнесенное психиатрией, мы поддерживаем попытку говорить за угнетенную группу, вместо неё, а не вместе с ней, от чего у нас может сложится спорное или ложное мнение о представителях этой группы и о группе как таковой.

Как же в таком случае стоит преподносить искусство аутсайдеров?

Во-первых, необходимо отделить искусство от психиатрической институции. Перестать выставлять работы, сделанные во время арт-терапии без или с сомнительным согласием авторов. Перестать приглашать спикерами на пресс показы выставок ар-брюта психиатров.

Во-вторых, самим художникам надо дать пространство для диалога со зрителями, где выражать свои идеи будут сами авторы. Для этого надо обеспечить автора свободой воли и свободой говорить с аудиторией. То есть снизить подцензурность работ, сместить основной акцент выставок аутсайдер арта с психиатрии на комьюнити художников аутсайдеров. В диалоге об угнетенных группах важно соблюдать принцип "ничего о нас без нас", выставляя вперёд не власть имущих, а угнетенную группу.

Исходя из этого, аутсайдер арт преподносимый психиатрией (здесь мы говорим исключительно о той части искусства, которая распространяется за счет психиатрии, как институтом) является спорным и проблематичным направлением, так как транслирует только один взгляд на нейроотличных, выставляется с сомнительным согласием, создаётся в условиях отсутствия воли и не даёт пространства угнетенной группе говорить за себя. Пока искусство аутсайдеров используется, как инструмент самоутверждения властных институций, поддержка его в том виде, который чаще всего представлен (работы людей находящихся в ПНИ и ПНД), может быть приравнена к поддержке власти психиатрии, которая ограничивает свободу и лишает воли "отличающихся" людей.

Источники

Abelskov, K. E., & Bogh, M. (2024). The psychiatric profile of Vincent van Gogh: an analysis. Neurocase, 30(4), 149–152.

Гог В. В. В. Письма к брату Тео. – Litres, 2024.

История безумия в классическую эпоху / Мишель Фуко; пер. сфр. И.К. Стаф. — М.: ACT: ACT МОСКВА, 2010. — 698, [6] с. — (Philosophy), p. 501-503, p. 517-525

ХЕЙЗЕЛ

Активист за нейроразнообразие

Организатор проекта Nerdivergent