музыканагранице

Аутсайдерская музыка существовала ровно столько, сколько существует и обыкновенная музыка. Музыка – это естественное проявление человека как вида, такое же, как его речь или стремление создать свой внешний образ, поэтому выражали себя в музыке в том числе социальные изгои, люди, не вплетенные в обычную систему социальных координат. Однако разговоры о маргинальном искусстве и сам термин “искусство аутсайдеров” – позднее явление, внимание общественности и арт-институций к искусству исключенных из общества одиночек – дело ХХ века.

Быстро пробежимся по истории. Термин "Outsider Art" (искусство аутсайдеров) был введён английским искусствоведом Роджером Кардиналом в 1972 году в одноименной книге. Он использовал его как англоязычный эквивалент французского понятия "Art Brut" (грубое искусство), которое придумал французский художник Жан Дюбюффе в 1940-х годах. Жан Дюбюффе (Jean Dubuffet) одним из первых, начал собирать и популяризировать работы художников-самоучек, людей с ментальными расстройствами, заключённых и других маргиналов, назвав это направление Art Brut. Т.е. сырое, необработанное искусство, искусство без традиции и прецедента. По мысли Дюбюффе, такое искусство свободно от давления коммерциализации, оно первично, чисто и выражает саму свободную творческую суть человека, порыв, чем превосходит традиционное искусство (Fine Arts), которое, по мысли художника, отформатировано школой и традициями. Из тех, кто предшествовал Дюбюффе в его интересе к искусству вне истеблишмента, следует упомянуть Ханса Принцхорна, ассистента-психиатра в клинике Гейдельбергского университета, который в 1922 году издал книгу «Художественное творчество душевнобольных», которая, в том числе, повлияла и на Дюбюффе. Нельзя обойти стороной работу отечественного психиатра Павла Ивановича Карпова «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники», в которой он выдвигает крайне смелый тезис о том, что зачастую именно люди с ментальными расстройствами обогащают культуру и направляют развитие общества.

Ясно, что искусство не сводится только к живописи, хотя тяга к такому обобщению — к тому, чтобы говорить об искусстве как прежде всего о визуальном, – связана с объективным устройством арт-мира, аукционов и механизмов создания денежной ценности такого искусства, ввиду сложности его воспроизводства и аутентичности оригинала. Живопись создаёт артефакты, обладающие своей аурой, которые можно продать. Чем и занимаются арт-институции. И тем не менее аутсайдеры – люди, находящиеся на границе общества и свободы/хаоса, – творят не только визуальные образы, есть аутсайдерская архитектура, поэзия и ,наконец, музыка.

Аутсайдерская музыка существовала с древнейших времен, просто не осмыслялась как часть искусства – да и в целом, выделение искусства как автономной общественной и смысловой сферы дело только последних веков. Гегель говорил в начале XIX века, что «дело искусства мертво», оно перестало отражать отсветы божественной красоты. Освободившись от непосредственной связи с Богом, оно стало инструментом человека для познания и преобразования мира вокруг себя.

Автономное искусство имеет собственные границы. Аутсайдерская музыка лежит на самых его границах, это не стиль и не жанр. От древних шаманов до современных интернет-фриков это голос тех, кто отвергает правила сознательно или бессознательно, тех, кто не вплетен в профессиональный социум, и кто в целом находится на обочине общественной жизни.

Шаманы, оракулы, сказители, бродячие средневековые музыканты, юродивые – всех их так или иначе можно назвать музыкантами-аутсайдерами, потому что статус этих людей и их творчества достаточно маргинален. Они находятся на краю (margo – край на латыни) социального порядка, лицом к хаосу. В древности таким музыкантам приписывалась особая связь с божественным за счёт выхода за этот край, трансгрессии. Древние общества — это прежде всего общества коллективные, развитый индивидуализм сравнительно недавнее явление по меркам мировой истории. Искусство, пусть оно и было анонимным, один из немногих возможных способов проявления индивидуальности в древних коллективных обществах.
В современности же музыкантам-аустайдерам приписывается особенная подлинность, способность непосредственно выражать чувства и говорить музыкой, как живой речью, в отличии от профессиональных музыкантов, речь которых «обтесана» традицией, школой и, самое худшее, рынком. Отчасти, это романтизация маргинального статуса.

Во многих культурах существовал архетип «безумного провидца» — человека, чьё сознание разрушает привычные рамки, открывая доступ к иным реальностям. Шаманы входили в транс через ритмичное пение и перкуссии, их музыка не подчинялась законам гармонии (которых тогда и не существовало), а была инструментом путешествия между мирами. Оракулы Дельф изрекали пророчества в состоянии экстаза, их речь могла звучать как хаотичный напев. Позднее жрецы «переводили» её в строгие гекзаметры. Юродивые на Руси пели странные, порой пугающие песни, смешивая библейские тексты с абсурдом, а их поведение балансировало между святостью и помешательством. Эти фигуры не создавали «искусство» в современном понимании, их творчество было частью ритуала, молитвы или безумия, но нарушение правил и маргинальный статус делают их предтечами аутсайдерской музыки.

Изначально в Средние века людей с ментальными расстройствами и прочих аутсайдеров (нищих, бродяг, вагантов) воспринимали как благословленных Богом. Они были пусть и своеобразной, но частью общества, их не презирали, напротив, у них был особый статус.

С развитием рационального мышления и централизованных религий фигура «безумного музыканта» или музыканта-маргинала постепенно лишалась сакрального ореола. Средневековые ваганты — бродячие студенты и поэты — стали изгоями, их творчество осуждалось церковью. Скоморохи на Руси подвергались гонениям, так как их представления считались «бесовскими». Дураки при дворах сохраняли остатки архаичной роли юродивого, но теперь их песни были лишь развлечением. К XVII–XIX векам «маргинальное творчество» окончательно отделилось от официальной культуры. Людей с ментальными расстройствами, бродяг и прочих нарушающих становящийся буржуазный порядок изолировали в госпиталях, приютах, работных домах. Произошло то, что французский философ, социолог и историк Мишель Фуко называл «великим заточением». Уличных музыкантов презирали, а фольклорные традиции считались «примитивными», в отличии от аполлонической классической музыки и музыки, связанной с религиозными традициями.

Такие тенденции, впрочем, привели постепенно к кризису – аполлонический, рациональный подход неизбежно подавляет важные части человеческой природы – иррациональное, интуитивное, чувственное; подавленное превращается в преследующий людей невроз.

Во второй половине XIX века-начале XX века «дионисийское», вытесненное стремится вновь в пространство публичного дискурса – появляется философия Ницше и Кьеркегора, литература Достоевского, психоанализ, экзистенциализм – это первые шаги к реабилитации реальности аутсайдера, ведь реабилитируются и признаются различные нестереотипные формы опыта и способы социального существования. Альтернативное мышление начинает занимать своё место в культуре.

Но в XVII до этого еще далеко – начинается активное формирование гомогенного буржуазного общества, в том числе, в связи с триумфом протестантизма. Отличие, инаковость воспринимается как отклонение и грех. Это начало формирования, в том числе, стигмы по отношению к людям с ментальными расстройствами.

После французской революции и торжества европейского логоса — Рациональности – возникает феномен, который отчасти и ответственен за формирование аутсайдерской музыки как современного феномена. А именно институт государственной медицины и клиники. Происходит медикализация проблемы безумия – из мест изоляции, работных домов и тюрем, те, кого называли душевнобольными, перемещаются в новый институт — в клинику, где новый эксперт, врач, обладает над ними абсолютной властью и способен решать, что является нормой, а что патологией. Такого рода институции были необходимы для контроля над общественной дисциплиной и для создания относительно гомогенного общества, которое впоследствии станет капиталистическим и рыночным. В тот момент начинается формироваться та стигма и негативное отношение к людям с ментальными расстройствами, которая распространена широко и поныне.

На протяжении «клинического» XIX века практически не было аутсайдерской музыки как общественного феномена. Тогда же в классической музыке, кстати, постепенно начинает исчезать практика импровизации. Всё спонтанное, отклоняющееся от норм, должно быть заковано в цепи нового порядка. Всё, что выходит за рамки, должно быть дисциплинированно.

Музыкальная докса этого строгого времени предполагала каждое движение смычка и силу удара по клавишам, в отличие от барочной музыки прошлых веков, где целые пласты оставлялись на усмотрение исполнителей.

Таким образом только в XX веке аутсайдерская музыка стала осознаваться как культурный феномен — во многом благодаря психиатрам и авангардистам, которые зародили интерес к аутсайдерскому искусству в целом. Доктор Вальтер Моргенталер в 1921 году опубликовал рисунки и стихи пациента-шизофреника Адольфа Вёльфли, включая его музыкальные композиции — бессистемные, но гипнотические. Дадаисты и сюрреалисты (к примеру, Андре Бретон) восхищались искусством людей с ментальными расстройствами, видя в нём «чистый творческий импульс». Филоновцы и ОБЭРИУты в СССР экспериментировали с «заумью» и дисгармонией, сближая высокое искусство с маргинальным. Искусство осознаёт болезнь, отклонение от некого нормального порядка, как один из источников своей продуктивной силы. К примеру, великий лингвист Роман Якобсон в своих исследованиях авангардной поэзии приходит к выводу, что болезнь и творчество – связанные формы функционирования языка, нарушенный баланс между метафорической и метонимической функцией языка; творчество рождается из избытка, афазия же, как форма нарушения речи, из недостатка – но механизмы этих явлений схожие. Взаимодействие между метонимией и метафорой в своих крайностях порождает как афазию и другие нарушения речевой функции, так и авангардную поэзию.

Действительно, связь между ментальным заболеванием и креативностью очень тонкая и неочевидная. И в науке нет консенсуса насчёт того, способствуют ли ментальные заболевания творческому раскрытию человека. Видимо, среди творческих профессионалов доля людей с ментальными расстройствами не так высока – скажем, среди музыкантов по некоторым подсчетам не более 8% людей с БАР, людей с шизофренией на порядок меньше. По результатам исследований, между психической болезнью и творческими способностями существуют довольно сложные и неоднозначные связи. Однако творческие способности не всегда предполагают профессиональный успех – и болезнь, и стигма (предрассудки в отношении людей с ментальными расстройствами) могут помешать людям реализовать себя как творческих профессионалов. Неуспех в творческой социализации сам по себе не означает отсутствия таланта. Некоторые исследования, напротив, показывают, что ментальные расстройства часто способствуют развитию оригинального мышления, обостренной чувствительности, эмоциональности, креативности – т.е. всех качеств, которые необходимы творческому человеку.

Но вернемся к аутсайдерской музыке. К 1960-м магнитофоны и независимые (читай андеграундные) лейблы позволили аутсайдерам выйти за пределы клиник и подполья. Их музыка больше не требовала «священного» оправдания — она существовала просто потому, что была.

Общественный интерес — и особенно, интерес музыкальных экспертов и искусствоведов – к какому-то явлению всегда создаёт иерархию. В 80-е годы появляется интерес институций и публики к аутсайдерской музыке – и возникают своеобразные звёзды-аутсайдеры.

Несколько примеров. Даниэль Джонстон (Daniel Dale Johnston) – музыкант с биполярным расстройством, который пел и сочинял очень наивные и милые песни. Записывал альбомы на магнитофон и раздавал их в Макдональдсе, где работал. Его творчество очень уважал Курт Кобейн, который указывал его в числе своих вдохновителей.

Ещё один пример – The Shaggs. Про эту группу Фрэнк Заппа сказал, что она звучит так, будто все остальные группы в мире играют неправильно. История такова. В молодости мать нагадала по ладони суеверному Остину Уиггину из новой Англии что он женится на блондинке, у него будет двое сыновей после того, как мать умрет, и его дочери создадут великую группу. Первые два пророчества сбылись. С третьим Остин решил взять судьбу в свои руки и забрал своих трёх дочерей из школы, купил им инструменты и заставил репетировать их каждый день, хотя они не любили музыку и не хотели стать музыкантами. Три сестры (иногда к ним на басу присоединялась четвертая) записали в 1968 году по инициативе своего отца альбом в студии, который, по мнению многих, стал самым худшим рок-альбомом в истории. Странные ритмические размеры, расстроенные гитары, девичьи голоса не попадали в ноты.На фоне такой дисгармонии пелись очаровательные наивные тексты. Альбом не имел никакого финансового успеха, вызвал волну насмешек в локальном сообществе, как и выступления систер Уиггин. Однако в 1980-х годах, после смерти Остина и распада группы, альбом открыли для себя многие музыканты, включая Фрэнка Заппу и Карлу Блей. Альбом стал одним из самых влиятельных образчиков аутсайдерской музыки, пусть и у систер Уиггин не было ментальных расстройств.

Стоит также упомянуть легендарного Мундога (Moondog), «викинга с 6-ой авеню», слепого американского музыканта, композитора и поэта, известного своей необычной внешностью и уличными выступлениями в Нью-Йорке.

Что сегодня из себя представляет аутсайдерская музыка? С распространением домашних студий и относительно доступных музыкальных инструментов и средств записи большое количество людей, в том числе, с ментальными расстройствами, получили возможность фиксировать и издавать свои музыкальные идеи. Кроме того, психофармацевтическая революция (изобретение антидепрессантов и нейролептиков) и прогрессы в методах психотерапии, а также распространение более терпимого отношения к инаковым, т. е. меньшая стигматизация, улучшила качество жизни людей с расстройствами и предоставило им больше возможностей для занятия творчеством и проявления себя в публичных пространствах.

Сегодня полная исключенность из общества, как и в древние времена, часто означает смерть, так как ресурсы для жизни добываются в процессе социального обмена. В нынешнее время аутсайдеры – это, в том числе, музыканты-самоучки с ментальными расстройствами. Болезнь и стигма, несмотря на весь прогресс , всё ещё сильна и не позволяет им полноценно встроиться в общество, быть благополучными, хорошо зарабатывать и так далее.

Социальная система и принятая в ней система знаков, система знаний, охватывает и любого человека, и всю реальность, включая реальность неодушевленных предметов. Но аутсайдер существует в ситуации нехватки признания и ресурсов – он не является так называемым полноценным или уважаемым членом общества, успешно и самозабвенно играющим в игру обменов и образов.

Понятие “музыка аутсайдеров” иногда трактуется предельно широко. Не всегда музыкант с ментальным расстройством является аутсайдером, человеком, выключенным из социума или профессиональной среды. Можно вспомнить Роберта Шумана, одного из создателей романтической музыки и крупнейшего композитора и музыкального критика, мужа Клары-Вик Шуман – болезнь сильно повлияла на его жизнь и разрушила, в конце концов, способность быть композитором, но до манифестации расстройства он был достаточно успешным музыкантом и после смерти стал очень влиятельной фигурой.

Другой пример — крупнейший новатор в музыке XX века, повлиявший на возникновение спектрализма, человек, сплетавший европейскую музыку и восточную философию, внесший в академическую музыку интерес к микрохроматике и монотонности восточной музыки Джачинто Шельси, потомственный итальянский аристократ. Несмотря на нервные срывы, госпитализации и неопределенный диагноз, трудно счесть его аутсайдером в строгом смысле слова. Он принадлежал к привилегированной прослойке, был очень состоятельным, впоследствии стал влиятельной фигурой. Левон Акопян, исследователь музыки ΧΧ века, упоминает его в ряду великих незамеченных «аутсайдеров», наряду с Эдгаром Варезом, Роберто Герхардом и Жаном Барраке. Однако эти композиторы аутсайдеры лишь в том смысле, что стоят особняком в истории музыки XX века.

Вот и другие примеры музыкантов с расстройством, которых сложно счесть аутсайдерами, но маргинальность, обусловленная специфичностью их музыки и подхода, в то же время не позволяет им вписаться в широкий культурный контекст. Гениальный пианист-виртуоз Джон Огдон, первым записавший грандиознейший Опус Клависембалистикум — фортепианное произведение на 4 с половиной часа, полифоничное, виртуозное, звучащее так, будто бы несколько записей Скрябина поставили параллельно. Собственно автор произведения, которое долгое время считалось самым долгим и трудно исполнимым – Кайхосру Сорабжи – тоже никогда не являлся представителем академического мэйнстрима несмотря на виртуозность и талант. Или Бад Пауэл (Bud Powell) — один из виднейших пианистов, стоящих у истоков бибопа 1940х-50х годов бибопа, джазового жанра, «Чарли Паркер на фортепиано». Длительное время на протяжении своей карьеры он страдал шизофренией (хотя есть мнения, что это была гипердиагностика, свойственная тому времени) регулярно становясь пациентом клиник, что не могло на сказаться на характере его креативности, но однако не помешало ему успешно влиться в мэйнстрим.

Музыка аутсайдеров совершенно не обязательно должна быть дисгармоничной и неряшливой, сырой, беспокойной. Она разная, так как опыт и музыкальные мысли, в неё вложенные, отличаются от автора к автору. Представление о том, что музыка аутсайдеров обязательно должна нарушать правила и быть неструктурной, диссонантной, неумелой проистекает из желания превратить её в уникальное предложение на рынке – т. е. в экзотический сувенир, который якобы позволит «нормальному» потребителю прикоснуться к опыту и жизни исключенной фигуры из исключительной среды. Что мало чем, по сути, отличается от популярных в XIX веке цирков уродцев.

Требование от музыки аутсайдеров — прежде всего социального, а не эстетического феномена – быть определенной, желать от неё экзотики – форма культурного вуайеризма. Аутсайдерская музыка не обязана быть «дисгармоничной» или «странной» — её ценность в отсутствии конформизма и невстроенности в традиционную индустрию – как академической, так и популярной, а не в намеренной эпатажности.

Перефразируя философа Теодора Адорно, это товар, который никто не хочет покупать, а потому его автор ускользает из сетей рыночного обмена. Так “аутсайдер” становится не только культурным (минуем “медицинским”), но и рыночным термином.

Поэтому аутсайдеры могут записывать и сочинять любую в плане звучания и жанровой принадлежности музыку: от indie classical до электроники (новой народной музыки) и панк-рока.

В этом одновременно и недостаток, и достоинство аутсайдерской музыки. Аутсайдерская музыка – это музыка притесненных, находящихся в сложной жизненной ситуации, но в отличии от того же джаза, который тоже был музыкой притесненных, у аутсайдеров практически нет четкого стиля. Это защищает аутсайдерскую музыку от апроприации, вроде такой, как случилось с джазом в первой половине XX века, когда белые ансамбли «сглаживали» джаз и зарабатывали на нём деньги, в отличии от темнокожих изобретателей этой музыки.

Основные сложности музыкантов-аутсайдеров: отсутствие признания, социальных связей и финансовых ресурсов. Все эти сложности, безусловно, взаимосвязаны и возникают из их бэкграунда. Сложно найти признание для своей музыки, когда у тебя, скажем, нет ресурсов и сил, чтобы её активно продвигать, нет знакомых и менеджеров, которые могли бы взять взаимодействие с аудиторией на себя, наконец, ментальные расстройства затрудняют возможность зарабатывать – и, следовательно, на музыку, промоушн и качественный продакшен ресурсов остаётся немного, тут бы выжить.

Драгоценная особенность и уникальная возможность аутсайдерской музыки состоит в том, что это плоды деятельности, которая не продиктована рынком и желанием заработать. И, соответственно, эта деятельность может создавать – за пределами рынка – уникальные формы опыта и искусства.

Проектов, которые целенаправленно поддерживают аустайдерскую музыку и музыкантов-аутсайдеров, практически нет. Один из важных прецедентов – музыкальный лейбл проекта помощи художникам с ментальными расстройствам Аутсайдервиль. Лейбл существует с 2020 года. Лейбл ищет, документирует и издаёт музыку людей с ментальными расстройствами, оказывает поддержку музыкантам-аутсайдерам, занимается цифровой дистрибуцией и поддержкой музыкантов, помогает с мастерингом, текстами и другими процессами, связанными с музыкальным творчеством. Миссия лейбла – усилить тишайшие голоса, дать возможность проявиться в публичном пространстве необычным, уникальным, крайне индивидуальным формам опыта людей, которые полностью не включены в современный социум и музыкальную индустрию. Лейбл не ограничивает материал конкретным жанром или типом звучания — "Аутсайдервиль" издаёт музыку от краута и экспериментальной электроники до инструментальной modern classical музыки.

Музыка для Аутсайдервиля — это выражение глубинного чувства жизни, опыт субъективности, история личных смыслов, воплощённых в звуке. Лейбл не гонится за абстрактным качеством или оригинальностью, считая, что банальное, скучное или неряшливое может быть важной частью бытия. Именно через скуку или банальность рождается прекрасное, именно в калейдоскопическом наслоении стереотипного возникает уникальное.

“Когда вас одолевает скука, предайтесь ей. Пусть она вас задавит; погрузитесь, достаньте до дна.… Всегда помните, что в этом мире нет объятий, которые в конце концов не разомкнутся” – Иосиф Бродский.

Задача Аутсайдервиля не в том, чтобы подчинить искусство аутсайдеров воле рынка или освоить прекрасное, а в том, чтобы усилить самые тихие голоса — те, что ещё не захвачены логикой символических капиталов и не присвоены индустрией. Лейбл не стремится к аутентичности, поскольку само понятие подлинности остаётся неопределённым. Для лейбла музыка — это множество процессов, множество центров, мир разнообразия, джунгли и сферы над сферами. Аутсайдервиль освещает те из них, что обычно остаются на периферии общественного внимания.

На лейбле издано уже более 30 альбомов, покрывающих широкий спектр жанров, настроений, концепций. Лейбл всегда ищет новых музыкантов, поэтому если вы музыкант с ментальным расстройством – мы будем рады вас услышать и приглашаем вас в наше небольшое коммьюнити.

Вашему вниманию – несколько композиций с лейбла.

ЮРИЙ ВИНОГРАДОВ

Композитор, пианист-импровизатор, историк философии
Куратор лейблов Аутсайдервиль и Contempora Music
Музыкальный журналист, автор телеграм-канала о философии современной музыки Механика Звука