Память, боль и наследие: как эпигенетика переписывает мозг

Боль кажется чем-то сугубо личным: мигрень, которая сводит с ума именно тебя; спина, которая ломит именно в твоём теле. Но всё чаще наука говорит: боль – это не только сигнал, но и память. Она может закрепляться в нервной системе и менять её работу. А ещё оставлять следы, которые переживают само событие.

Сегодня всё больше данных подтверждает: память о боли и травме может наследоваться. Не через переписку букв ДНК, а через особые «пометки на полях» – эпигенетические метки. Они способны переносить отпечаток опыта из одного поколения в другое.

Память как рана

Нейробиологи часто сравнивают хроническую боль с памятью. Повторяющийся болевой опыт закрепляется в нервных цепях: активируются одни синапсы, ослабевают другие, и в итоге возникает устойчивая «царапина» в работе мозга. Со временем она начинает звучать сама – без внешнего раздражителя. Так человек чувствует фантомную боль, которая живёт своей жизнью.

Это напоминает старую пластинку, где одна царапина снова и снова возвращает иглу к одному месту. Воспоминания о травме могут действовать так же: психика прокручивает их, даже если внешне всё тихо.

И вот главный вопрос: если память может встраиваться в мозг, может ли она переходить дальше – к детям, внукам?

Эпигенетика: «надписи на полях» генома

Классическая генетика долгое время воспринимала наследственность как неизменный текст ДНК – А-Т, Г-Ц. Но с конца XX века стало ясно: важна не только «буква», но и то, как она читается.

Молекулярные механизмы эпигенетики – метилирование ДНК, модификации гистонов, микро-РНК – работают как закладки, выделения и подчёркивания в книге. Они не меняют текст, но меняют то, какие главы будут прочитаны. Если просто – редактура со всеми её техниками.

Но самое главное, что расстановка этих меток находится в сильной зависимости от влияния среды. Хронический стресс, травма, голод, забота или её отсутствие – всё это может оставить свой след. И часть этих следов не стирается при формировании половых клеток, а значит, передаётся дальше.

Травма и межпоколенческая передача

Первые убедительные примеры пришли из экспериментов на животных. В 2014 году Диаc и Ресслер показали: если мышей приучать бояться запаха ацетофенона, то их потомки тоже реагируют на этот запах тревогой, хотя никогда не сталкивались с ним напрямую. Анализ показал: у них изменена работа генов, связанных с обонятельными рецепторами.

В исследования на человеке картина не менее драматична.

• Холокост

Потомки переживших геноцид показывают изменённый уровень кортизола и особенности работы оси «гипоталамус–гипофиз–надпочечники», контролирующей стрессовые реакции. . Это означает, что их стрессовая система с самого начала настроена иначе.

• Голодная зима в Нидерландах

У людей, чьи матери забеременели во время блокады 1944-1945 годов , спустя десятилетия находили изменения в метилировании гена IGF2, важного для роста и метаболизма..

• Блокада Ленинграда

Современные работы в России показывают повышенный риск метаболических и сердечно-сосудистых нарушений у потомков, переживших блокаду..

Передаётся не сама боль, а скорее «фон уязвимости»: повышенная тревожность, чувствительность к стрессу, склонность к хроническим болевым синдромам. Это похоже на наследуемую откликаемость психики – она быстрее и «охотнее» реагирует на раздражитель, чем у тех, кто такого наследия не несёт.

Хроническая боль как патологическая память

Клиническая неврология давно описывает феномен «памяти боли». Пациенты с хронической мигренью или фибромиалгией часто говорят: «Моё тело помнит боль». Нейровизуализация подтверждает: при хронической боли активируются те же области мозга, что и при воспоминаниях.

Это означает, что эпигенетические изменения, связанные со стрессом или травмой, могут не только усиливать реакцию на боль, но и закреплять её на уровне сети. У потомков травмированных поколений это наследие проявляется не как неизбежный диагноз, а как «предрасположенность к запоминанию боли».

Память заботы

Но эпигенетика – это не только травма. В классическом эксперименте Мини и Вивера крысята, которых матери чаще вылизывали и согревали, вырастали стрессоустойчивыми. У них формировались иные эпигенетические метки на генах рецепторов к глюкокортикоидам, что помогало лучше регулировать уровень гормонов стресса.

Иными словами, забота тоже может вписываться в биологическую память и становиться наследием. Это радикально меняет картину: мы передаём дальше не только боль, но и защиту от неё.

Культура как эпигенетический инструмент

Эпигенетика разрушает старый спор «природа или воспитание». Оказывается, воспитание может быть частью природы. Но это открывает и надежду: мы способны переписывать наследие.

Культура, терапия, образование, искусство – всё это вмешивается в эпигенетическую память. Психотерапия снижает уровень стресса и меняет активность генов, регулирующих активность нейромедиаторов – серотонина и дофамина.. Медитация и йога демонстрируют изменения экспрессии генов воспаления. Даже искусство и коллективная память могут работать как эпигенетические «корректоры».

Мы привыкли думать, что наследие – это фамильные альбомы и старые письма. Но вместе с ними мы получаем от предков уязвимости и устойчивости – закладки и подчёркивания в собственных генах.

Память боли существует – и в мозге одного человека, и в судьбе поколений. Но так же существует и память заботы. И именно культура становится тем пространством, где мы можем усилить одну и переписать другую.

В этом – главная надежда современной эпигенетики: наследие не только передаётся, но и меняется.

ЗИЯРАТ ИСАКОВА

Невролог клиники «Чайка»
Специалист по боли и регуляции нервной системы
Автор научно-популярных текстов, телеграм-канала @neuroziyara и подкаста «черная субстанция»